«Человек и мир. Пастели Петра Дика»

Семьдесят пять лет назад в селе Глядень Благовещенского района Алтайского края в семье обрусевших немцев родился один из самых тонких и глубоких отечественных мастеров последних десятилетий ХХ века - Петр Гергардович Дик (1939-2002). Судьба была к нему одновременно и сурова, и великодушна. С избытком познав трудности военного детства, многократно умноженные из-за репрессий родителей по национальному признаку, он проделал долгий и сложный путь к профессии: в 1977 году через несколько лет после окончания «Строгановки» Дик был принят в Союз художников. Лишь в переломные «девяностые» к обосновавшемуся во Владимире мастеру приходит не только «местное», но и вполне заслуженное европейское признание: в 1992-1993 он персонально выставляется в Москве и Лондоне, в 1994 показывается в Третьяковской галерее, в 1995-1996 отправляется с выставками в Германию и Италию, а в 1997 экспонируется в Русском музее в Санкт-Петербурге. И это, на самом деле, небольшая часть открывшейся вдруг перед ним обширной выставочной географии, которая включала в себя и Омск, и Самару, и Новосибирск, и Нюрнберг, и Ворпсведе, и Нижний Новогород, и Эрланген и т.д. В чем же причина подобного успеха?
Все дело в качестве того диалога, который художник устанавливает с окружающим миром и со зрителем при помощи своего любимого материала. У Петра Дика таким коммуникативным «посредником» стала сухая пастель, наносимая, чаще всего, на наждачную или велюровую бумагу. Креативные возможности этой техники, вызывающие заочные ассоциации с несколько легкомысленным «домашним» рисованием, на первый взгляд, невелики. Однако в руках Дика пастельный штрих испытывает настоящее преображение. Все начинается с пространства. Развиваясь скорее «от противного» (вместо прямой линейной перспективы - жесткие столкновения светлого и темного, конкретного и отвлеченного, крупного и малого), пространственные построения художника заведомо отвергают иллюзорную глубину, утверждая визуальную непреложность возвышенно осмысленного природного или житейского факта.
Особую роль в этом процессе играет цвет. То сокращаясь до минимума в ранних работах, то обретая исключительную яркость и полноту к концу 1990-х, цветовой строй художника наглядно отражает психологически обусловленную эволюцию его мировосприятия. Тотальный трагизм «родом из детства» постепенно заменяется полноцветной «радугой чувств» зрелого мастера. Причем, как правило, крупномасштабные цветовые плоскости и пятна не столько взаимодействуют друг с другом, приветливо обмениваясь сложными рефлексами, сколько страстно выговаривают из себя саму сущность цвета, возвышая его почти до символического звучания. Сходным образом работали с цветовой субстанцией древние иконописцы, и окруженный благодатной владимиро-суздальской стариной Петр Дик, видимо, органично усваивал их опыт.
Непрерывно ведя задумчиво неторопливый диалог с завораживающим художника миром, Дик фиксирует в своих хрупких пастелях (красочный слой сознательно не закреплялся, дабы не нарушить его естественную фактуру) иногда гнетуще тревожную, но чаще умиротворенно тихую «метафизику» непреходящей жизни. В похожем регистре творили, например, Джорджо Моранди, Владимир Вейсберг, Дмитрий Краснопевцев, но в отличие от них Петра Дика всегда более привлекали не предметно-натюрмортные коллизии, а мир, неизменно приемлющий человека и принимаемый им в ответ...